Chapter Text
В итоге Гермиона отправилась одна. Рон упорно отказывался поверить, что речь действительно может идти о чём-то серьёзном (хотя и попросил рассказать ему потом, как всё прошло). Все остальные считали, что вмешиваться в ссору влюблённой парочки — не их дело. Все были уверены, что это не более, чем обычная ссора.
Джинни выразилась предельно ясно.
* * *
— Я туда больше не вернусь. Ни за что.
Одной прохладной летней ночью она появилась на пороге лондонской квартиры Гермионы: бледная, заплаканная, сотрясаемая крупной дрожью и выглядящая совершенно растерянной. Гермиона поспешила усадить её на кухне с чашкой чая, пытаясь успокоить какими-то общими фразами и жестами, взятыми из книг, пока Джинни придёт в себя в достаточной мере для того, чтобы толком всё объяснить.
Джинни не нужно было уточнять, что «это всё Гарри». Несмотря на регулярное общение, они с Гермионой не были близкими подругами. Единственным, что их объединяло, были Гарри с Роном — и Рон сейчас крепко спал в спальне, как всегда совершенно вымотавшийся после долгого дня аврорской учёбы в Министерстве.
— Знаешь, сначала он просто был немного отстранённым, — начала Джинни, глядя на Гермиону, словно ожидая от неё подтверждения.
Гермиона кивнула. Сразу после войны все они какое-то время пребывали в некотором шоке: двигаясь, словно в тумане, подбирая те или иные осколки своей раздробленной жизни, медленно приближаясь друг к другу, постепенно начиная заново думать, чувствовать и заглядывать в будущее.
В течение первых нескольких недель Гарри оставался в Хогвартсе, подальше от любопытных глаз. И о нём то и дело говорили, восстанавливая разрушенные комнаты и потихоньку расчищая замок от обломков, тел и самых тяжёлых воспоминаний.
Позже, когда восстановительные работы закончились и им нужно было взглянуть в лицо действительности и решить, как жить дальше, Гарри купил себе домик на самом краю озера и перебрался туда, унося из Хогвартса одинокий сундук, хранивший все его нехитрые пожитки.
Он не отказывался кому-либо помочь. Просто как-то так получилось, что никто не обращался к нему за помощью.
Когда Гермиона заговорила об этом с Роном, тот ненадолго задумался, а после пожал плечами:
— Ну, он уже сделал всё самое сложное. Чего ещё вы от него хотите?
— Я хочу, чтобы он вернулся к нам, — ответила тогда Гермиона.
— Он вернётся.
Для Рона это был абсолютно непреложный и само собой разумеющийся факт, так что пытаться продолжать этот разговор было бессмысленно.
Солнечным летним утром Гермиона с Джинни спустились к домику у озера. Гарри встретил их с улыбкой: приветливой, но какой-то отстранённой, почти как у Дамблдора в своё время. Джинни бросилась к Гарри в объятия, чуть не сбив его при этом с ног, и он послушно её обнял. А когда Гермиона спросила, всё ли у него в порядке, только пожал плечами:
— Конечно. Просто я много о чём думаю.
Гермиона ушла (всё ещё обеспокоенная, но озабоченная слишком многими другими вещами, с которыми нужно было разобраться), а Джинни осталась с Гарри.
* * *
— Я знаю, что он переживал из-за Снейпа, — сдавленно продолжила Джинни, не слишком успешно пытаясь изобразить понимание. — Он о нём говорил… Ну, точнее, не говорил. Время от времени я пыталась спросить, как он — ну, знаешь, чем он хотел бы сегодня заняться, или голоден ли он, или хочет ли выйти прогуляться. А он вместо этого отвечал какой-то странной фразой о Снейпе.
— Например? — уточнила Гермиона.
Джинни лишь устало дёрнула плечом.
— Да разве я помню? Кому вообще есть дело до Снейпа?! Что-то о том, что Снейп в итоге оказался героем, или что его никто никогда не понимал.
«То есть правду», — подумала Гермиона, но вслух ничего не сказала: сейчас это было совершенно бесполезно.
— А потом… через какое-то время он стал ужасно молчаливым и перестал нормально спать. По ночам он вставал и смотрел на озеро, на горы, на Хогвартс. Всю ночь. Потом он начал выбираться на прогулки в Запретный Лес. Он возвращался домой по колено в грязи, с охапками каких-то растений, корней и совершенно отвратительно пахнущих вещей, тащил их на кухню, и… — Джинни покачала головой от своих воспоминаний, — и он… начал варить зелья. Зелья! — повторила она таким тоном, словно речь шла об убийствах. — Он варил и разливал что-то по бутылкам, а на следующий день спрашивал меня, что это, и почему это я начала втихаря от него готовить зелья.
Её губы задрожали.
— И он не верил, когда я объясняла, что он сделал их сам. Он начинал на меня злиться.
— Он... — Гермиона попыталась как можно осторожнее сформулировать свой вопрос, боясь собственной реакции едва ли не больше, чем реакции Джинни. — Когда-нибудь бывало такое, чтобы он тебя ударил?.. Или...
— Нет, — Джинни твёрдо покачала головой, отчего её волосы взметнулись рыжим вихрем. — Ничего такого. Поначалу. Он просто… варил всё это, а после ничего не помнил. А затем ненадолго становился самим собой, только каким-то усталым и отстранённым, а потом… всё повторялось снова и снова. А как-то ночью он начал дёргаться и метаться, ему явно снился какой-то кошмар… Он начал так странно хрипеть, словно задыхался… Я его тогда растолкала, чтобы разбудить, и позвала по имени.
Джинни крепко зажмурилась.
— А он проснулся, взглянул прямо на меня и ответил: «Это не я». А потом он проснулся по-настоящему. И он был… напуган. Ужасно напуган. Он смотрел на меня так, словно видел меня впервые за несколько дней, затем назвал по имени и обнял. Я сказала, чтобы он пошёл в Святого Мунго, и он согласился. И мы снова легли спать.
Джинни устремила невидящий взгляд куда-то в стену и на какое-то мгновение Гермиона осознала, насколько ей на самом деле было тяжело за всем этим напускным спокойствием.
— Утром я попыталась отправить его в Святого Мунго. А он покосился на меня так, как будто я сошла с ума. Как будто этого ночного разговора никогда и не было. Как будто… как будто он меня ненавидел. Он пошёл на кухню и начал что-то готовить в большом чане с… понятия не имею, с чем: с какой-то мерзкой красной жижей, которую он начал варить предыдущим вечером. Я отправилась следом за ним. Я его умоляла. Я сказала… я сказала, что с ним творится что-то странное, — её голос задрожал. — Я сказала, что люблю его и хочу ему помочь. Я просто не знала, что ещё можно было сделать. А он на меня накричал. Он швырнул в меня черпак и заорал, чтобы я убиралась.
— Джин… — начала было Гермиона, — я уверена, что он не имел в виду...
Джинни зло рассмеялась.
— Он сказал: «Пошла к чёрту. Убирайся из моей жизни и больше не возвращайся».
— С ним творится что-то очень, очень неправильное, — пробормотала Гермиона, начав кружить по кухне, пытаясь думать, пытаясь понять, в чём же дело и как можно всё исправить.
Джинни зябко себя обняла и её тонкие пальцы побелели от напряжения.
— Если он не хочет моей помощи, я не вижу, чем я могла бы ему помочь.
Гермиона остановилась и перевела взгляд на неё: маленькую и бледную, с усталыми тёмными кругами под глазами.
— Ты уже помогаешь, — убежденно сказала она. — Мы выясним, что с ним творится. Я выясню.
Затем она переключилась на более насущную проблему.
— Хочешь у нас переночевать? Я могу...
Джинни покачала головой.
— Нет. Я отправлюсь в Нору. Так будет… — она замолчала и закрыла глаза. Затем открыла их снова. — Дай мне знать, если… будут новости. — Она устремила на Гермиону подозрительно блестящие глаза. — Если ему… понадобится моя помощь. Если он будет меня звать.
Гермиона вернулась на диван и заключила Джинни в объятия. Скованно, неловко… Её мысли уже устремились к Гарри и к тому, что же могло с ним приключиться.
* * *
Гермиона осторожно взобралась по извилистой дорожке, выложенной из старых камней, со странной тревогой обратив внимание на вскопанную землю по обеим сторонам дорожки. Там, где раньше колосились буйные дикие заросли, теперь были аккуратные ровные грядки со свежепосаженными целебными травами и цветами. Гарри никогда не интересовался садоводством, да и Джинни не упоминала ничего подобного.
Гермиона постучала в обветшалую дверь. Сначала робко, потом сильнее. Затем она подёргала за ручку: дверь оказалась незапертой, так что она шагнула внутрь. В доме клубился какой-то едко пахнущий дым и слышались звуки неравномерного звяканья металла о металл.
— Гарри! — позвала Гермиона и тут же закашлялась. — Это я!
В доме было довольно чисто (должно быть, благодаря Джинни), но на каждой плоской поверхности высились стопки книг: иногда всего нескольких, а иногда — целые башни, достигающие потолка. В углу дивана виднелось несколько свёрнутых свитков, а на ковре, страницами вниз, лежал большой раскрытый фолиант в коричневом кожаном переплёте. Рядом была подушка, словно Гарри сидел здесь на полу и читал.
Гермиона покосилась в сторону кухни: оттуда медленно текли струйки серого пара, пахнущего луком и постиранным бельём. Она понятия не имела, что это могло значить.
— Гарри?
— Я здесь!
Гермиона пробралась сквозь очередные залежи книг на полу и шагнула в кухню.
Гарри склонился над огромным котлом, держа в руке длинный железный черпак. Сильными уверенными движениями он помешивал содержимое котла, отчего его свободная чёрная одежда развевалась и громко хлопала.
— Что ты… — начала было Гермиона, но тут же осеклась, почувствовав себя глупо: что Гарри делал, было очевидно. Другое дело (и совершенная загадка) — почему.
Гарри повернулся, смерив её хмурым взглядом, и сердце Гермионы прыгнуло куда-то к горлу: перед ней стоял незнакомец.
Его волосы, заметно более длинные и нечёсанные, чем ей помнилось, свисали вокруг раскрасневшегося от пара лица. Влажные чёрные пряди оплетали шею, словно какие-то ядовитые щупальца. Джинни говорила, что Гарри выглядел усталым и отстранённым, но его тяжёлый пронзительный взгляд за считанные секунды заставил Гермиону ощутить себя сперва совершенно здесь лишней, а затем — просто… несуществующей.
— Ну? — требовательно спросил Гарри. — Чего тебе? Я занят.
— Га-Гарри?.. — Гермиона снова ощутила себя глупо, но он так изменился… Его тело выглядело таким напряжённым и скованным, а лицо — таким хмурым, и злым, и старым...
— Чего тебе?
Даже его голос звучал иначе: глубже и с резкими жёсткими нотками.
— Я… пришла взглянуть, как ты. Узнать, всё ли у тебя в порядке, — Гермиона сделала нервный шажок вперёд, но Гарри предостерегающе вскинул ладонь.
— Ты прекрасно можешь всё увидеть и оттуда. А теперь, когда ты на всё посмотрела, дверь там.
— Гарри! — машинально возмутилась она. — Да что с тобой?!
Гарри выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. Его рука крепко сжимала тяжёлый черпак, и у Гермионы вдруг сердце ушло в пятки.
— Хочешь знать, что со мной не так? — Гарри замолчал, но Гермиона не могла вымолвить ни слова. Впрочем, похоже, Гарри сделал эту паузу лишь для того, чтобы подчеркнуть свои слова, а не потому, что и в самом деле ожидал от неё какого-то ответа. — Я тебе скажу, что со мной не так. Мне досаждают глупые плаксивые девицы, которые постоянно вертятся вокруг, мешая моей работе и сну, постоянно докучают какими-то расспросами, постоянно, — его голос понизился до свистящего шёпота, — хотят узнать, что со мной не так.
Он поднял черпак — и Гермиона, дрожа, отшатнулась, чувствуя себя больной от одной только мысли, что он может её ударить, — но тут же замер. Совершенно оцепенев, кажется, даже перестав дышать, Гарри вдруг как-то поник и съёжился, ссутулив плечи, стиснув кулаки и опустив голову, так что всё, что Гермионе было видно — это его спутанные чёрные волосы.
Затем его прошила дрожь: резкая жёсткая судорога по всему телу.
Гермиона машинально бросилась к нему, протягивая руки.
— Гарри...
Гарри сбросил её ладонь и вскинул голову. Его лицо совсем раскраснелось от жара и бушующих эмоций. Даже сквозь туман испарений, застилающий комнату, было видно, что его глаза горели неприкрытой ненавистью. Гарри отбросил черпак и выхватил свою палочку быстрее, чем черпак успел упасть на пол.
— Ну, теперь ты наконец уберёшься, или мне нужно выкурить тебя отсюда проклятием?!
Гермиона даже не осознала, что начала пятиться назад, пока не упёрлась спиной во входную дверь. Наполовину повернувшись, она слепо зашарила пальцами в поисках ручки, не в силах оторвать глаза от сверлящего её гневным взглядом призрака Гарри.
— Гарри… — прошептала она. У неё из глаз полились слезы, но она наконец нашла ручку и распахнула дверь. — Я… я вернусь.
С этими словами она выскользнула из дома, повернулась и побежала прочь.
* * *
— Просто предоставь говорить мне, милая. У меня в этом большой опыт.
Мадам Помфри уверенно шагала к домику Гарри. Гермиона шла рядом, а чуть позади, словно пытаясь изобразить, что вообще он не с ними, плёлся Рон.
— Мы же даже не знаем, что с ним, — осторожно напомнила Гермиона.
Никто из целителей и колдоведьм в Святого Мунго не стал её даже слушать. Ну, точнее, они её выслушали. Но ничем не помогли. Им требовались более веские доказательства, чем слова двух молоденьких ведьм, утверждающих, будто Спаситель Волшебного Мира вдруг начал очень странно себя вести. В итоге Гермиона отправилась в Хогвартс и обратилась за помощью к мадам Помфри. Та выглядела ни капли не удивлённой.
— Что ж, если он не болен физически, то речь идёт о душевной травме, — слегка запыхавшись, ответила Поппи. — Бедному ребёнку пришлось столько всего пережить!.. Рано или поздно это просто обязано было на нём сказаться.
— Но почему он так странно из-за этого выглядит? Таким… — Гермиона замолчала, осознав, как дико прозвучали бы её слова.
«Таким чужим и незнакомым. Его совсем не узнать».
— Психический стресс очень часто сильно сказывается внешне, — объяснила мадам Помфри. Её голос звучал уверенно, но Гермиона не могла отделаться от предчувствия, что как только колдоведьма увидит Гарри своими глазами, то будет шокирована и удивлена точно так же, как это произошло с ней самой.
Поппи с явным любопытством покосилась на лекарственные грядки, а затем бойко постучала в дверь. Гермиона держалась чуть поодаль: ей было стыдно, но она просто не могла заставить себя подойти ближе. Рон стоял ещё дальше, служа молчаливым напоминанием о том, как трудно было вообще уговорить его сюда прийти. Как трудно было заставить его поверить, что речь может идти о какой-то действительно серьёзной проблеме. Если бы в глубине души Гермиона не понимала, что все они уже невыносимо устали от страха, опасности и смертей, то точно на него разозлилась бы, наверное, даже сочла бы его трусом.
«Я тоже не хочу, чтобы всё это оказалось правдой, — подумала она, мысленно повторяя свои собственные слова, выкрикнутые Рону прошлой ночью. — Но Гарри наш друг и мы не можем притворяться, будто всё в порядке».
* * *
Дверь распахнулась настежь, с глухим стуком ударившись о стену. На пороге никого не было. Рука Поппи ещё какую-то секунду висела в воздухе, прежде чем наконец опуститься.
Из глубины дома послышался голос, о котором два дня назад Гермиона просто не поверила бы, что он может принадлежать Гарри: хриплый, резкий и полный плохо сдерживаемого раздражения.
— Меня хоть когда-нибудь оставят наконец в покое? — это звучало скорее обвинением, чем вопросом.
Бросив взволнованный взгляд на Гермиону, мадам Помфри шагнула в дом.
Гарри стоял в гостиной. Зажав под мышкой какую-то толстую книгу, он неловко удерживал в руках большой развёрнутый свиток. Услышав шаги, Гарри опустил свиток и хмуро покосился на них через плечо. Гермиона заметила, что он так и не переоделся со сна: хотя на часах было уже больше девяти, Гарри был босым и одетым в серую ночную рубашку. Его лицо выглядело мрачным, а под глазами залегли усталые тени, но его голос звучал по-прежнему твёрдо.
— Ну? Что вам нужно?
Рон со свистом втянул воздух, а мадам Помфри шагнула вперёд.
— Гарри, дорогой, мы… Твои друзья беспокоились, что…
— Возможно, — процедил Гарри, негромко, но веско, с тяжелой неотвратимостью гильотины, — моим друзьям стоило бы обеспокоиться своими собственными делами и прекратить наконец лезть в мои.
Убрав с пергамента одну руку, Гарри свернул его обратно в аккуратный свиток и бережно уложил на каминную полку вместе со своей книгой.
— Охренеть!.. — прошипел Рон. — Это не Гарри!!
— А теперь, — Гарри снова повернулся к ним и на этот раз у него в руках была волшебная палочка, — будьте так любезны уйти и оставить в меня покое.
Гермиона с ужасом поняла, что он даже не выглядел разозлённым. В его взгляде сквозило… пренебрежение. Раздражение из-за каких-то досадных мелких помех.
— Гарри… — начала было Гермиона, шагнув к нему. Она даже не знала толком, что собиралась сказать, но внимание Гарри переключилось на неё. Затем Гермиона почувствовала какое-то движение у себя за спиной и резко обернулась.
Мадам Помфри уже держала в руках собственную волшебную палочку.
— Дефервесцеро, — прошептала колдоведьма, взмахнув кистью.
Гарри покачнулся… Его глаза закатились и он неловко, боком, рухнул на стоящий рядом диван. Его пальцы разжались и волшебная палочка со стуком покатилась по полу.
Поппи издала глубокий шумный вздох.
— Ну что ж, а теперь взглянём на него поближе...
Гермиона проскользнула мимо неё, рассматривая Гарри с головы до ног. Вблизи его лицо выглядело ужасно усталым, тело — слишком худым, а пальцы были сплошь покрыты царапинами, пятнами и порезами. Гермиона подняла с пола волшебную палочку Гарри: та оказалась неестественно горячей.
Мадам Помфри провела над Гарри палочкой, накладывая диагностические чары.
— Он выглядит просто ужасно, — сдавленно прошептал Рон.
Поппи склонила голову к плечу.
— Я не могу… — слегка нахмурившись, она снова провела над Гарри палочкой, на этот раз медленнее, шепча новое заклинание.
— В чём дело? — забеспокоилась Гермиона.
— Непохоже, чтобы… На нём нет никаких следов физического или магического заболевания. Никаких проклятий, сглазов, ядов, последствий контакта с Тёмными артефактами… У Гарри небольшой недобор веса и лёгкое обезвоживание, но кроме этого я не нахожу никаких отклонений, — поджав губы, колдоведьма прижала ладонь ко лбу Гарри и пробормотала очередное заклинание.
Какое-то мгновение ничего не происходило, а затем Гарри пошевелился и медленно распахнул глаза.
— Мистер Поттер, — осторожно позвала Поппи. Гарри посмотрел на неё. — Вы можете сесть?
Колдоведьма убрала ладонь и Гарри с явным усилием приподнялся, чтобы принять более-менее сидячее положение. Удивлённо моргая, он уставился сперва на Поппи, затем на Гермиону, а после на Рона. В его взгляде больше не было раздражения или злости, но не было и какой-либо приветливости, теплоты, или хотя бы узнавания.
Затем он вздрогнул.
— Где моя палочка?..
— Здесь, — отозвалась Гермиона, помахав палочкой, но не делая никаких попыток вернуть её Гарри. — С ней всё в порядке.
Гарри какое-то время отсутствующе смотрел на свою палочку, тоже не пытаясь её взять. Гермиона немного расслабилась.
— Гарри?
— Вы все здесь… — заметил Гарри.
Гермиона, Рон и мадам Помфри переглянулись. Никто из них понятия не имел, что Гарри хотел этим сказать.
— Да, — наконец ответила Поппи, присаживаясь на край дивана. — Мы… о вас беспокоились, мистер Поттер. Вам… вам было нехорошо.
Его взгляд сверлил в полу невидимые дыры, а руки безвольно повисли на коленях.
— Со мной всё в порядке, — деревянным голосом ответил Гарри. — Просто… он у меня внутри.
* * *
— Ну ни хрена ж себе! — выдохнул Рон. — Как такое вообще могло произойти?
Гермиона с Гарри синхронно покачали головами.
Похозяйничав в ужасно захламлённой кухне, Гермиона заварила всем чай. Гарри по-прежнему сидел, неловко скрючившись на диване. Он едва пошевелился, чтобы взять у неё чашку.
Когда все наконец уселись, Гермиона обратила внимание, что они с Роном и мадам Помфри образовали своего рода полукруг, словно пытаясь защитить Гарри от чего-то злого. К сожалению, было непохоже, чтобы это могло хоть как-то помочь в их нынешней ситуации.
— Я никогда не видела ничего подобного за все мои годы в качестве колдомедика, — сказала мадам Помфри. Помолчав, она покосилась на троицу гриффиндорцев, похоже, только сейчас вспомнив, сколько всего они успели пережить, и сообразив, что они давно уже не являются невинными детьми, которых могли бы шокировать её следующие слова. — Боюсь, что речь идёт о довольно Тёмной магии.
— А мы-то думали, что всё уже закончилось, — вздохнул Рон. — Мы-то думали, что наконец разделались с Сами-Знаете-Кем навсегда.
Рон скривился (явно пытаясь выглядеть стойко и гордо, подумала Гермиона. Правда, вместо этого он больше напоминал обиженного ребёнка).
— Не переживай, дружище. Мы найдём способ вытащить из тебя змеелицего ублюдка и уничтожить его раз и навсегда!
Гарри тут же вскинул голову, устремив на Рона гневный взгляд. От резкого движения чашка с чаем дёрнулась у него в руке, так что немного жидкости выплеснулось ему на колени. Гарри даже не обратил на это внимания, хотя горячий чай наверняка должен был обжечь его кожу сквозь тонкую ткань ночной рубашки.
Поппи фыркнула.
— Это не Волдеморт, Рон, — сказала Гермиона, в глубине души недоумевая, почему после стольких лет знакомства с Роном Уизли её по-прежнему удивляла необходимость объяснять ему нечто очевидное. — Это Снейп.